Дом тихой смерти [Кристин Т. В. Дом тихой смерти; Рой Я. Черный конь убивает по ночам; Эдигей Е. Отель «Минерва-палас»] - Т. Кристин

— Вы, панна Чедо, охали так, как будто вас хежут, — вежливо вмешался доктор. — Я подпхыгнул в постели, выбежал из комнаты. Кхугом темнота, но я ведь не тхус. Пхавда, увидел свет фонахика, если это можно назвать светом. И все-таки я выбежал в кохидох! — с гордостью закончил молодой медик.

— Я подумала… я подумала, что тебя убили, поэтому так испугалась. Пан доктор, спасибо ему, занялся тобой, сказал, что ты жив, дышишь, а потом, боже мой, потом еще это…

— Что еще, Божена?

— Пусть лучше расскажет пан доктор, он первый увидел, а я все равно не смогу…

— Убедившись, что вам ничего не угхожает, я попросил пана Ковалика, котохый тем временем тоже пхибежал, спуститься вниз за аптечкой, а сам взял фонахик и посветил в комнату пана хедактоха и… — тут он заколебался, но детектив попросил его продолжать, и он докончил: — и увидел… пан хедактох лежал на постели. Я, пхизнаться, потехял голову, панна Чедо опять стала кхичать, пани Ковалик тоже кхичала, женщины, оно понятно…

— А света все не было?

— Да, света долго не было. Когда наконец дали свет, я хаспохядился пехенести вас в вашу комнату, а сам пошел к хедактоху. Он не шевелился, но дышал, я хаспохядился вызвать «скохую помощь», они пхиехали и забхали его в больницу.

— Вы его осмотрели?

— Повехностно. На мой взгляд, он выпил лишнюю таблетку снотвохного. Спал мехтвым сном.

— Вы вели себя молодцом, доктор. Спасибо вам. Я могу встать?

— Нежелательно. Голова болит?

— Нет. — Бакс соврал. Голова просто раскалывалась от боли.

— Если так, у вас на хедкость сильный охганизм. Вам бы еще с полчасика полежать, тем более что ночь.

— Ночь? Что вы говорите! И в самом деле — ночь. У меня все смешалось. Еще раз спасибо, доктор.

Бакс посмотрел в окно, с трудом повернув голову. Светало, за окнами чуть побелело. Взглянул на часы — полчетвертого.

— Ну я, пожалуй, пойду, — сказал доктор. — А вы остаетесь, панна Чедо? — И когда девушка кивнула головой, добавил: — Если я понадоблюсь, зовите меня, без цехемоний.

Он ушел, и молодые люди остались вдвоем. Аристотель жестом показал ей на кресло, но Божена села рядом с ним, на краешек постели.

— У тебя есть кофе? Нет? Тогда я принесу свой и приготовлю, не мешает выпить по чашечке.

Она вышла и вернулась с электрическим чайником, банкой кофе и стаканами.

— Арт, это ужасно. Что же такое делается? Я больше не выдержу. Неужели нельзя попросить милицию оказать тебе помощь?

— А что это даст? Впрочем, милиция и так мне помогает.

— Недостаточно помогает.

— По-другому нельзя, я должен сам…

— Посмотри, уже два раза на тебя покушались. Арт, ведь это не шуточки! А Януш, ты не знаешь, что с ним?

— Действуют по разработанному сценарию: сначала сильная доза снотворного, а потом…

— Можешь не продолжать, я догадываюсь.

— Ничего, главное, что я успел.

— Ужасный день!

— Не переживай, скоро все кончится, это я тебе точно говорю.

— Арт, ведь ты же считаешься выдающимся детективом, неужели до сих пор ты в этом деле не разобрался? Неужели не знаешь, кто преступник?

— У меня есть предположения…

— Предположения! Убьют тебя вместе с твоими предположениями! Ну как ты этого не понимаешь? — Девушка почти кричала, позабыв от волнения обо всем на свете. И так она была хороша в своем волнении, что Аристотель невольно улыбнулся. — Нет, вы посмотрите, он еще и улыбается! Тебе покрепче?

Божена занялась кофе. И получился он крепкий, ароматный, горячий. Пить такой — одно наслаждение!

— Божена, ты ведь устала.

— Очень устала, я, пожалуй, пойду посплю. И наверняка просплю завтрак, ты разбуди меня, ладно? Постучи в дверь в семь часов.

После завтрака он взял такси, и они с Боженой поехали в больницу. Старичок портье в видавшем виды мундире ни за что не хотел впустить их, хотя девушка выдавала себя за сестру больного. Пришлось Баксу прибегнуть к старому как мир аргументу, и ворота для них открылись. Но в коридоре больничного здания они встретили другое препятствие — дежурного врача.

— Милевский? Да, он у нас, но к нему нельзя.

— Вот эта пани его жена, и она очень беспокоится о муже.

Окинув студентку восхищенным взглядом, врач смягчился:

— Подождите здесь, я схожу посмотрю, как дела.

— Арт, зачем ты так!

Но тут вернулся врач и решительно заявил, что больного сейчас нельзя посетить.

— Почему же?

— Его состояние это исключает.

— Доктор, вы не могли бы рассказать подробнее о его состоянии?

— Он еще не пришел в сознание.

— Мне надо его обязательно увидеть, — настаивал Бакс. — Я не буду с ним разговаривать, только взгляну.

— Вы что, из милиции?

— Да вроде того. Мои полномочия может подтвердить поручик Вятер из районного отделения милиции. Если хотите, позвоним ему.

— Не надо, я вам верю. А вы, пожалуйста, останьтесь здесь, если мне попадет, так за одного человека.

Детектив надел белый халат и вслед за дежурным врачом поднялся на второй этаж. Журналист лежал в боксе один, его лицо желтым пергаментом выделялось на белой подушке, лоб покрывали капли пота.

— Он что, сам отравился? — полюбопытствовал врач.

— Да.

— Из-за жены, наверное? Какая женщина!

— Хороша, правда? Изменяла бедняге. Со мной.

Врач недоуменно посмотрел на посетителя, но понял, что тот шутит.

— Доктор, вы его осматривали? Расскажите…

— Прошу прощения, но я не вправе разглашать…

— Я из милиции, — повторил Бакс и показал врачу удостоверение, выданное ему Главным управлением МВД. Редко он им пользовался, но теперь оно пригодилось. Врач ознакомился с удостоверением, особое внимание уделив печати.

— Осматривая поступившего к нам больного, я сделал заключение: отравление доларганом. Это сильное снотворное. Я распорядился сделать промывание желудка, уколы…

— А какова, на ваш взгляд, доза принятого снотворного?

— Большая, но не смертельная. У больного сильный организм, и, по моему мнению, все обойдется.

— Когда он придет в сознание?

— Думаю, через час, самое позднее — через два часа.

— Он говорил о чем-нибудь, будучи без сознания?

— Да, о шахматах, о каких-то деньгах, несколько раз выкрикнул «завещание», часто повторял женское имя — Божена. Это жена?

— Нет, так зовут его любовницу.

— Ничего себе! Хорош гусь. И это в его возрасте?

— Доктор, вы не припомните, что он говорил о завещании?

— Что его похитили. И еще: больной много ругался. У него неплохой репертуар, скажу я вам. Даже по-немецки для разнообразия.

— Он у нас полиглот. А не говорил ли он еще чего-нибудь? Пожалуйста, вспомните, доктор, это очень важно.

— Ну, еще выкрикивал что-то о Швеции. И… минутку, что-то такое о шахматах. А, вот, если не ошибаюсь: «Шахматы должны быть моими». И еще я вспомнил: «Бакс опасен». Вот этого я не понимаю, хотя это слово мне приходилось слышать. Что такое «бакс»?

— Это… это взрывчатое вещество, и в самом деле очень опасное. Можно мне подождать в больнице, пока он придет в себя? Мне обязательно надо с ним поговорить.

— Я уже кончаю дежурство, но передам коллеге.

Журналист пришел в себя только к полудню. Открыв глаза и увидев Бакса и Божену, он попытался улыбнуться и даже пошутил:

— Ваши шарфы должны были украсить мою шею.

— Не огорчайтесь, я вам подарю один. Но прежде чем завязать на вашей шее шарф, вас попотчевали снотворным. Что вы можете сказать по этому поводу?

— Ничего. А вы уверены, что это так?

— Я верю врачам.

— Две таблетки люминала я проглотил, это верно. Никак не мог уснуть.

— Да нет, речь идет о более солидной дозе. Кто-то добавил. Вы не предполагаете, кто бы это мог быть?

— Нет. Закончив игру, я поднялся к себе и пил только коктейль, который сам себе приготовил по собственному рецепту — молоко с добавлением различных соков и кусочек льда. У меня никого не было…

— А перед тем, как заснуть, вы чувствовали себя хорошо? Голова не болела? Не подташнивало? Может, апатия, головокружение?

— Да нет, ничего такого особенного я не ощущал. До двенадцати я занимался анализом партии, впрочем, ничего, кроме удовольствия, это мне не доставило, я ее выиграю легко. Потом мне захотелось спать, ничего удивительного, время позднее, а я порядком устал. Я лег, но заснуть не мог, и тогда проглотил две таблетки люминала, запив их коктейлем. А что же произошло потом?

— А потом Арт спас тебе жизнь, — вмешалась Божена.

Милевский взглянул на нее, потом на детектива, помолчал, о чем-то думая, потом, скривившись от боли, произнес:

— Спасибо вам, Бакс, чем я могу…

— Как ты сейчас чувствуешь себя, Януш?

— Спасибо, хорошо, доктор сказал, что к вечеру меня выпишут, я смогу вернуться в пансионат.